Создателю портала Алексею Паевскому по роду своей деятельности время от времени приходится беседовать с людьми, который сами — живая история науки. Мы решили собрать эти разговоры под рубрикой «Исторические беседы». И первое интервью — с нобелевским лауреатом Тимом Хантом, лекцию которого мы уже публиковали на портале.

В Дальневосточном федеральном университете состоялась конференция Future of Biomedicine-2019. Это уже третья подобная конференция в очень комфортном для ученых формате — небольшое количество и очень сильный состав участников. 

«Хедлайнером» этой конференции стал Тим Хант. Лауреат Нобелевской премии по физиологии или медицине 2001 года за открытие регуляции клеточного цикла циклином и циклин-зависимыми киназами оказался удивительно простым и замечательным человеком — использовал для лекций двухметровую палку вместо лазерной указки, бегал по огромному залу с микрофоном к студентам, которые хотели задать именитому ученому вопрос. После одной из лекций нам удалось поговорить с сэром Тимоти. 

Фото Алексея Паевского

— В своей лекции вы сказали, что вашим первым научным героем была Мария Кюри. А помните ли вы вашу первую научно-популярную книгу?

— Мне кажется, это и была ее биография, написанная ее дочкой (Евой Кюри, — прим. А.П.). Меня там поразила особенно одна история, когда Кюри преподавала молодым ученым в университете физику, и спросила их, как сохранить в сосуде воду теплой, и лучшие ученики предлагали укутать шерстью, сделать то, сделать се, а сама Кюри говорит — «а я предлагаю накрыть сосуд крышкой».

На самом деле, память немного подводит Ханта, Кюри учила не студентов в университете, а детей ученых — своих и ее коллег. Вот как выглядит отрывок из книги в оригинале: 

«Время от времени Мари давала своим любознательным ребятишкам урок простого здравого смысла. 

— Как вы поступите, чтобы сохранить жидкость теплой в этом сосуде? — спрашивает Мари. 

Сейчас же Франсис Перрен, Жан Ланжевен, Изабелла Шаванн, Ирен Кюри — лучшие ученики этого курса физики — предлагают различные варианты: окутать сосуд шерстью, изолировать его способами сложными… и неосуществимыми. 

Мари улыбается и говорит: — Что касается меня, то я прежде всего накрыла б его крышкой. 

На этом совете домашней хозяйки и закончился урок в тот четверг».

Так что очевидное решение тоже может быть пригодным!

Вторым моим научным героем стал Александр Флеминг. Я тоже прочитал его биографию…

— Написанную Андре Моруа?

— Совершенно верно! Кстати, я же никогда не получал никаких премий и поощрений в школе, и я подумал после этой книги, что, может быть, в науке я какую-то премию получу (смеется — прим. А.П.). Я был восхищен Флемингом, но много позже, открывая лабораторию, я узнал, что Флеминг был полностью некомпетентен в том, за что он получил свою премию! Он был прекрасным микробиологом и ужасным химиком, который так и не смог выделить пенициллин. И узнал, что настоящим героем стал Говард Флори, который придумал, как выделить пенициллин, как его использовать, — и отказался от патентования. Флори был примером идеальной трансляции открытия, исследования — в практику. Причем с очень маленькой командой, не с огромными коллективами, как сейчас.

И третьей книжкой, которая тоже оказалась вдохновляющей для меня-школьника, была книжка, написанная уже самим нобелевским лауреатом, Питером Медаваром. К сожалению, я не помню ее названия (вероятно, речь идет о книге 1952 года «Нерешенная проблема биологии» — прим. А.П.).

Фото Алексея Паевского

— У каждого человека есть качества, которые ведут его по жизни. Есть ли такие качества у вас?

— Конечно. Это любопытство. Оно всегда сидело в моей пятой точке — и когда я был маленьким, и сейчас. Мое семейство постоянно говорит: папа, ну остановись уже, а? Стоп! И я постоянно удивляюсь, как мои девочки (у Ханта жена и две дочери — прим. А.П.) могут быть нелюбопытными. 

Я не знаю, откуда это берется и как это работает, но это проникает во все уголки моей жизни.

— Жизнь каждого нобелевского лауреата делится на период «до» и «после». После премии жизненные траектории всех лауреатов идут по-разному. Кто-то продолжает копать там же, кто-то полностью меняет область исследований, кто-то уходит на покой. Я знаю, что вы продолжаете исследовать клеточный цикл. Что бы вы хотели успеть узнать еще, какой неотвеченный вопрос вас мучает?

— У нас остается одна огромная нерешенная проблема. Что именно определяет время, когда клетка начинает делиться, входить в митоз? Мы знаем, что что-то есть, но что?

Фото Алексея Паевского

— Как-то я спросил у двух нобелевских лауреатов — Майкла Левитта и Константина Новоселова, — как им живется после Нобелевской премии. Левитт сказал: «Есть нормальный парень, Майкл, ученый, а есть актер, которому порой приходится играть роль нобелевского лауреата. Хреновый актер!» Новоселов высказался физической метафорой: «Каждый лауреат представляет собой квантовую суперпозицию нобелиата и нормального человека, и сам выбирает, какой вклад какая из структур вносит». Что скажете об этом вы?

— В свое время я выучил, что это такое — играть роль. Три года я был младшим надзирателем над студентами в Кембридже. Тогда это было очень жесткое разделение — вот он я, Тим, а вот — надзиратель. В случае с Нобелевской премией — примерно то же самое, только помягче. Я никогда не испытывал такого уважения — и таких барьеров. Нет, я, конечно, стараюсь их разбивать, но иногда приходится надевать маску и играть роль. 

Но иногда, знаете, это полезно. Самая потрясающая штука случилась со мной в этом отношении буквально перед самой церемонией вручения премии. Мы ужинали в Стокгольме с семьей и моими гостями, которых я пригласил на церемонию, и чуть ли не впервые в моей жизни нам подали отвратительное вино. Я позвал официанта и сказал, что вино — плохое. И он обещал немедленно сбегать в магазин и принести лучшее — поскольку другого вина в ресторане не было. Никогда в жизни я не чувствовал в себе такую уверенность в своих силах. Это просто сложно описать словами, хотя и немного стыдно перед официантом. Но да, уверенности в себе Нобелевская премия мне придала. 

Фото Алексея Паевского

— Из всей вашей лекции какой бы совет вы могли выбрать для наших читателей, для молодых ученых?

— Путь научного познания редко, если вообще когда-либо, проходит по прямой линии. Правда медленно выходит из тумана неопределенности, и вам придется пройти многими ложными тропами, пройти странными поворотами и извилинами пути для того, чтобы найти правильное понимание сути вопроса.


Беседовал Алексей Паевский

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *